Обсуждение тестов и консультация

Обсуждение тестов создает особую проблему. Невозможно помочь родителям, которые обратились к нам в своей беде и надеются на помощь, прибегая лишь к общим формулировкам и непонятному профессиональному жаргону.

Исходя из сказанного, мы пришли к выводу о "функциональном значении" обсуждения тестов. Получается, что основным критерием для организации такого обсуждения должна быть не охватывающая информация о результатах обследования, а вопрос: каким образом можно достигнуть прежде всего того, чтобы беседа эта мотивировала родителей продолжить или углубить контакт, возникший в ходе обследования в форме дальнейшей психоаналитически-педа- гогической консультации. Подробные обсуждения регулярно проводились в заключение коллективного обсуждения, из которого (преходяще) вырисовывался окончательный психологический профиль.

Нам еще предстоит в ближайшем будущем описать одно из этих правил обязательной тестовой беседы, а также методов заключительной консультации.

По необходимости с членами исследовательского коллектива могут быть проведены собеседования на эту тему.

* Тестовая беседа должна начинаться с вопроса, ответ на который или объяснение по поводу которого в настоящий момент особенно необходимы родителям (одному из родителей). С одной стороны, таким образом можно избежать упомянутого выше разочарования и, с другой стороны, можно предположить, что родители прекрасно понимают свои проблемы в этой области и поэтому в состоянии выдержать искреннее и прямое объяснение.

* Поскольку в ходе беседы по данному вопросу самые существенные результаты обследования, имеющие тем не менее большое значение для мнения о необходимости дальнейшей консультации, остаются неупомянутыми, обследователь все же должен о них поговорить. При этом у него есть возможность придерживаться правил терапевтической толковательной работы. Или если сказать иначе, объяснение должно даваться только в той степени, в какой оно связано с материалом, предоставленным родителями в ходе обследования, так сказать, только слегка перешагнуть за их осознание проблемы.

* По правилам, ведение беседы должно руководствоваться теми соображениями, что чувство вины и прежде всего перед ребенком не может оказать помощи ни в преодолении проблемы, ни в развитии отношений с консультантом. Поэтому исследователь должен особенно чутко обращать внимание на возникновение чувства вины и по возможности освобождать родителей от такового посредством сочувственных (эмпатических) замечаний или психологических объяснений.

* Вот что руководит последним ориентировочным принципом: несмотря на то что объективно в ходе обследования, а также в тестовой беседе и заключительной консультации речь идет о благополучии ребенка, обследователь тем не менее обязан рассматривать родителей (одного из родителей) как клиентов. Это значит, что с родителями следует разговаривать не как с личностями, выступающими здесь в родительской функции, а как с людьми, ищущими совета, которые сами обременены проблемами.

* К длительным воздействиям (ср. гл. 11).

Жизнь человека, и особенно ребенка, раскрывается в рамках (реальных и внутренних) отношений. Это действительно, конечно, и для (в широком смысле) невротических образований. Возьмем, например, подчиненность в качестве примера одного из невротических симптомов или невротического образования характера. Она проявляется (также) и тогда, когда часть ненависти, появившейся, например, в результате соперничества или отвергнутой любви, направляется против собственной персоны ("я ничего не стою; я не могу сравнить себя с ним (с нею) и поэтому я не имею права ничего желать") и, с другой стороны, превращается в чрезмерное восхищение и

два дня, проведенных вместе. В промежутках же такое забывание становится все труднее осуществлять. От отсутствующего отца едва ли ребенок получает что-то, что могло бы смягчить его разочарование и гнев. К этому добавляются проблемы с мамой, страх, что она тоже может уйти, разочарование и гнев по тому поводу, что она не дает ему той любви, в которой он в настоящий момент столь нуждается, что у нее нет для него достаточно времени, она не воспринимает его всерьез и так далее. Но он ничего не может поделать и предоставлен полностью в ее власть. Это вызывает в ребенке гнев не только по отношению к матери, но вместе с тем по отношению к отцу, который бросил его в такой трудной ситуации, не помогает ему, не может показать ему выход. Чем глубже погружается ребенок в послеразводный кризис, тем "злее" (непонимающими, нелюбящими, невнимательными) становятся мать и отец в его глазах и тем труднее становится ему сохранять "хорошую мину" по поводу периодических посещений отца теперь, когда тот здесь, и, наконец, можно предъявить ему счет за его вину.

* чем больше разочарования оставляют после себя посещения отца;

развода страхи удерживаются в рамках и могут смягчиться, то в массивных стратегиях обороны просто нет необходимости; если ребенок видит отца регулярно и тот принимает участие в его жизни, то смягчаются его гнев и разочарование; чем более удовлетворяюще оформляются контакты, тем, с одной стороны, привлекательнее остается отец и, с другой, — тем больше повышается вероятность разрядки накала конфликтов объектоотношения с матерью; наконец, общая ответственность родителей за причиненную ему боль лишает ребенка модели разрешения своего конфликта при помощи "козла отпущения" и предлагает на ее место альтернативу прощения и нового доверия. Ни одно из этих обстоятельств само по себе не в состоянии детерминировать решение ребенка "за" и "против" продолжения отношений с отцом. Однако, взаимно дополняя друг друга, они становятся возможным фактором влияния.

Отклонение отца является вариантом посттравматического разрешения конфликтов, который встречается гораздо чаще, чем это можно предположить, взирая со стороны.